Европейская толерантность: обратная сторона медали
Если вы начинаете выражать недовольство нашим флагом, нашей верой или нашим образом жизни, я в высшей степени настаиваю на том, чтобы вы воспользовались одной из основных австралийских гражданских свобод - правом уехать.
— Вы не слышали, Уимпол, о великой судьбе империи? — Кажется, что-то слышал, — сказал Дориан. — Она делится на четыре акта, — сказал Дэлрой. — Победа над варварами. Эксплуатация варваров. Союз с варварами. Победа варваров. Такова судьба империи. Честертон Г.К. «Перелетный кабак» (1904)
Прежде всего нужно объясненить, что такое Еврабия. Этот термин возник в результате слияния двух слов: Europa и Arabia. Последнее в данном случае означает не Аравию, то есть Аравийский полуостров, но всю совокупность земель, где проживают арабы. Впервые термин «Еврабия» был употреблен в середине 70-х годов в документах европейской Ассоциации дружбы с арабскими странами, но тогда мало кто обратил на него внимание. В широкий обиход он вошел минувшим летом после выхода в свет книги «Еврабия: евро-арабская ось» историка-медиевиста Жизель Литман, пишущей под псевдонимом Бат Йеор, что в переводе означает «Дочь Нила». Она действительно родилась близ великой реки, но во второй половине 50-х годов, как и многие евреи, была вынуждена покинуть Египет и переселиться вначале в Англию, в Лондон, а затем в Швейцарию, где и живет в настоящее время. За последние годы в научных кругах стали хорошо известны ее исследования о положении зимми — так арабы называли христиан и евреев в средневековых мусульманских империях. В новой своей работе, сделавшей автора знаменитой на следующее утро после выхода книги в свет, Бат Йеор обращается не к прошлому, а к настоящему; скорей даже — к будущему. Еврабия — только начинается, или, точнее, только-только выходит на поверхность. По определению Бат Йеор, это «геополитическая реальность, возникшая в 1973 году, когда сложилась система неформальных союзов между девятью странами Европейского сообщества (которое в более широком составе получило в 1992-м название «Европейский союз»), с одной стороны, и средиземноморскими арабскими странами, с другой».1 Иными словами, это новообразованное симбиотическое сообщество, которое год от года крепнет и в котором европейцы — так утверждает автор — чем дальше, тем больше играют подчиненную роль. Вспомним, что произошло в 1973 году. После того как последняя английская воинская часть покинула Аравийский полуостров, нефтедобывающие арабские страны резко, в несколько раз, подняли цену на свой основной продукт, заставив западный мир, и в первую очередь европейцев, ощутить свою зависимость от милости и немилости арабов, точнее, их королей, эмиров etc. Но дело, пишет Бат Йеор, не только и даже не столько в нефти, сколько в том, что арабский мир оказывает на европейцев разнообразное давление — политическое, культурное, религиозное, психологическое. По-своему эффективным орудием воздействия на европейское сознание является и терроризм (хотя, конечно, поддерживает и питает его не арабский мир в целом, а только его экстремистские круги). Терроризм, утверждает Бат Йеор, превратил европейцев в «трусов», заставляя их всячески угождать арабам. Хотя в другом месте она пишет, что европейцы в массе своей симпатизируют арабам; особенно это относится к французам, испытывающим к ним — так у нее получается — особое «влеченье, род недуга». На самом деле, если ознакомиться с характеристиками, которые французы давали арабам на протяжении ХIХ и начала ХХ века, то есть того периода, когда состоялось близкое знакомство двух народов (если считать арабов единым народом), то в большинстве случаев они окажутся негативными. Другое дело, что исторически у Франции сложились особенно тесные связи (понятие, которое может иметь как позитивную, так и негативную нагрузку) с арабским миром. Тут можно вспомнить и предысторию: в VIII веке именно французы остановили безудержный, казалось бы, натиск арабов, захвативших Испанию и устремившихся далее на северо-восток. В 731 году в битве при Пуатье французский король Карл Мартелл наголову разбил мавров и заставил их повернуть вспять. Возглавлявший их эмир Абдеррахман не сумел «похитить» Галлию, а с нею и остальную Европу (как не сумел другой Абдеррахман в глазуновской «Раймонде» похитить приглянувшуюся ему христианскую красавицу) и сам пал на поле боя. В конце XVIII века известный английский историк Э.Гиббон говорил, что если бы не победа при Пуатье, то «в наши дни» главными дисциплинами в Оксфорде было бы изучение Корана и арабский язык (наверное, оксфордская аудитория смеялась, слыша эти слова, но сегодня уместно вспомнить, что смеется тот, кто смеется последним). Далее — Крестовые походы. Самым сильным контингентом в этих походах был французский; а если учесть, что английские рыцари почти сплошь были франко-норманны, говорившие по-французски, то можно сказать, что Крестовые походы на 90 процентов стали франкоязычным предприятием. Французский был языком Иерусалимского королевства, просуществовавшего (с Иерусалимом и без него) почти два столетия. Недаром арабы крестоносцев звали фрэнзи; потом это имя перешло на всех вообще европейцев. Но вернемся в Новое время. На исходе XVIII века у французов (к тому времени потерявших в борьбе с Англией все свои североамериканские и индийские владения), точнее, в кругах французской буржуазии, нацеленных на колониальную экспансию, возник план создания своей арабской империи. В значительной мере этот план был реализован: большая часть арабского мира в продолжение того или иного периода времени подпала под власть Франции (в порядке завоевания: Египет,2 Алжир, Тунис, Марокко, Сирия и Ливан). Эти завоевания были истолкованы французами как возвращение символического «Рима» на свои исконные земли — восстановление («навечно»!) Латинской Африки и Латинского Леванта. Время, однако, показало, что исламизация этих земель явилась необратимой (так, во всяком случае, представляется дело сегодня). Оценивая ретроспективно европейский колониализм, нельзя не заметить, что этот феномен качественно различался «вверху» и «внизу». «Вверху» было искреннее желание приобщить туземцев к достижениям европейской цивилизации: сюда входило эллинское (то есть исконно европейское) чувство красоты и гармонии (кстати, с христианством не вполне совместимое), христианское милосердие, с течением времени претворившееся в светский гуманизм; ну и, само собою, материальные завоевания этой цивилизации, оставившие далеко позади завоевания всех прочих цивилизаций. «Внизу» проявила себя «воля к власти», в ее зачастую самых грубых формах, хищнические инстинкты, презрение к местному населению, в котором видели только объект для эксплуатации и т.д. Своим «верхним» ходом французский колониализм вызвал к жизни политику ассимиляции (от которой с самого начала мудро воздержались англичане): все жители колоний должны были научиться (конечно, с течением времени и со сменой поколений) не только говорить, но и думать, и чувствовать по-французски. Опыт показал, что такая политика практически неосуществима. Покоренные народы, за исключением разве что высших страт, и то лишь частичным, не могут и не хотят «стать французами»; особенно это относится к мусульманам, которые вообще крепко держатся за свою веру. А с другой стороны, «настоящие» французы не желают становиться с иноплеменниками «на одну доску». В итоге Франция стала проводить в жизнь английский принцип ассоциации: пусть покоренные народы сохраняют каждый свои традиции и привычки, все равно они связаны с метрополией «единством судьбы». Но и эта политика, как известно, потерпела крах. Настал день, когда английские, французские и прочие колонизаторы вернулись восвояси, а за ними, «на их спинах», потянулись их вчерашние подопечные, видимо, все-таки не отказавшиеся от идеи «единства судьбы», но понявшие ее очень по-своему. В городах Европы появились кварталы, населенные исключительно арабами и иными мусульманами и быстро расширяющиеся численно за счет постоянно прибывающего пополнения с Ближнего и Среднего Востока.
А из них, как грозящие руки, Минареты возносятся к небу.
Эти строки из стихотворения Николая Гумилева, которые в начале прошлого века, когда они были написаны, еще могли бы сойти за поэтическую драматизацию городского пейзажа, в наши дни вызывают у читателя более тревожные ассоциации. О том, что «грозящие руки» грозят не впустую, свидетельствуют мятежи, в конце минувшего года прокатившиеся в Париже и других городах Франции. Но подобные выплески ненависти (как и терроризм) — это крайности арабского Drang’а, в основе своей более уравновешенного и методичного. В конце концов в мятежах участвовала лишь небольшая часть населения «восточных кварталов». Я уже не говорю о том, что многие арабы, как и прочие мусульмане, живут во вполне благополучных районах, отнюдь не становясь конформистами, какими бы их хотелось видеть французам. Независимо от того, какие позиции занимают они во французском и вообще в европейском обществе, пришлые арабы, пишет Бат Йеор, становятся пятой колонной арабского мира, усиливающей его давление на Европу.
Яркое проявление такого давления, по ее словам, — антисемитизм, усиливающийся повсюду в Европе, во Франции в частности и в особенности. Его демонстрируют в первую очередь СМИ, щедро подкармливаемые, как утверждает Бат Йеор, арабскими нефтяными шейхами. Когда СМИ освещают положение дел в Израиле, их симпатии, как правило, целиком на стороне палестинцев, а не на стороне израильтян (как то было еще в не столь отдаленные времена). Израиль в их представлении — расистское государство, не многим лучшее того, которое оно само обвиняет в Холокосте (так, во всяком случае, обстоит дело в интерпретации Бат Йеор).
Действительно, антисемитизм растет в различных странах Европы; кое-где даже стихийно возникают некие подобия еврейских гетто прошлого. Евреи, опасаясь мусульман, селятся ближе друг к другу и посылают своих детей только в еврейские школы, где они не могут встретиться с мусульманскими детьми. Более того, по некоторым данным (см. http:\\www.Isranet.org), около 20 процентов евреев намереваются покинуть Францию. Отметим, что в свое время именно Французская революция 1789 года дала евреям уравнение в правах с остальными гражданами, которое Наполеон распространил на всю Европу. А со времени знаменитого «дела Дрейфуса» (1894 — 1899) антисемитизм становится во Франции «неприличным»; только кучка крайне правых продолжает верить в подлинность «Протоколов сионских мудрецов» и им подобных сочинений. И вот, арабское «присутствие» дает антисемитизму «новую жизнь». Как ни странно, арабский терроризм настраивает французов не столько против арабов, сколько против евреев (такова, по крайней мере, точка зрения Бат Йеор), потому что французы склонны объяснять его неуступчивостью израильтян, каковая-де приводит бедных арабов в отчаяние.
Масла в огонь подливает и тот факт, что среди евреев, давным-давно офранцуженных и, подобно большинству французов, настроенных атеистически, все больше находится тех, кто обращаются к ортодоксальному иудаизму (есть среди них и видные интеллектуалы, вчера еще известные своими левыми взглядами), а значит, начинают считать своей истинной родиной Израиль. Точно так же, как араб, родившийся и выросший в Париже или Марселе, истинной своей родиной считает не Францию, а ту далекую страну, откуда приехали его родители или предки.
Бат Йеор пишет, что европейцы напрасно полагают, будто арабы одержимы одной мыслью: «сбросить Израиль в море»; на самом деле главная их цель — завоевание Европы. Но европейцы слепы и раскрывают свои объятия тем, кто намерен воспользоваться объятиями, чтобы их задушить. Одни только американцы трезво оценивают мусульманскую угрозу и мужественно противостоят ей, чего бы это ни стоило. «Трещина, — по словам Бат Йеор, — которая пролегла между Европой и Америкой, свидетельствует о глубоком различии между ними: американцы выбрали свободу, а европейцы — дорогу назад в Мюнхен: дорогу, на которой Европейский союз продолжает плясать под новую арабо-исламскую музыку».
В другом месте своей книги Бат Йеор утверждает, что европейцев толкает в объятия арабов их застарелый антиамериканизм: они (в первую очередь это касается французов) надеются создать противовес Соединенным Штатам, опираясь на арабский Юго-Восток. И не хотят замечать того, что сами становятся орудием в руках арабов.
«Этос Еврабии, — говорит Бат Йеор в интервью американскому журналисту, — действует на всех уровнях европейского общества. Его бесчисленные функционеры, подобно янычарам былых времен — христианам, обращенным в ислам и ставшим солдатами мусульманских империй, — осуществляют стратегию мирового джихада (понимаемого в широком смысле — как религиозная, политическая и экономическая экспансия. — Ю.К.), чтобы скрыть свое возникновение, свой уклон и свою неизбежную траекторию. Судьба Еврабии была решена, когда она (точнее было бы сказать: европейская ее часть. — Ю.К.) согласилась стать тайным партнером арабского мира в его борьбе против Америки и Израиля».3 Судьба самих европейцев в рамках Еврабии, по убеждению Бат Йеор, незавидна: они обречены стать новыми зимми при мусульманских властителях. Ни больше ни меньше. Это значит, например, что при встрече с мусульманами на улице они должны будут уступать им дорогу и не повышать голоса в их присутствии.
И все же что такое эта Еврабия? «Мреющий морок» или нечто, имеющее отношение к реальности?
Бросаются в глаза довольно грубые натяжки в концепции Бат Йеор, что особенно заметно в процитированном выше отрывке. Автор совершенно игнорирует «атлантическую солидарность», которая связывает европейцев с американцами этнически, исторически и культурно. И для тех, и для других арабы, хоть и в разной мере, — «чужие». И если иной раз европейцы разыгрывают против американцев «арабскую карту», то это просто тактический ход, и не более того. Во всяком случае, так было до сих пор.
Еще одна грубая натяжка — оценка политики Европейского союза как антиизраильской. Европа, такая, какая она есть сегодня, вряд ли позволит арабам «сбросить Израиль в море». Хотя определенное охлаждение в отношении израильтян заметно уже давно. И причиною тому не только давление арабов, но и некоторые трансформации внутри самого Израиля, где проевропейский сионизм постепенно вытесняется иудаистским фундаментализмом, столь же чуждым европейцам, как и ислам. Но если говорить о тенденциях европейского развития, то тут раздраженное, казалось бы, перо «Дочери Нила» во многом может оказаться пророческим. Европа действительно исламизируется, только делает она это против своей воли, или, точнее, по причине собственного безволия.
Видный английский историк Найэл Фергюссон пишет: «Будущие историки когда-нибудь сочтут изобретение термина «Еврабия» пророческим. Те, кто хотят жить в свободном обществе, должны сохранять бдительность. В этом отношении Бат Йеор не имеет равных».4 Легко сказать «сохранять бдительность». Если, как говорят, «демография — это судьба», то уже в не столь отдаленном будущем — где-то между серединой XXI века и его концом — повсюду на Западе нашего континента мусульмане будут составлять большинство населения.5
Еще в 1986 году лидер «Хезболлах» Хуссейн Муссави сделал шокирующее заявление, что через двадцать лет Франция станет исламской республикой. Муссави просто поторопился со сроками. В нынешнем году Франция не станет исламской республикой, но в 2025-м доля мусульман в составе ее населения достигнет, как предполагается, 20—25 процентов, а среди детей школьного возраста их будет уже половина. И это в целом по стране: в больших же городах, включая Париж, процент мусульман будет еще выше. Даже если вдруг прекратится иммиграция, что пока трудно представить, доля мусульман будет быстро расти за счет громадной разницы в уровнях рождаемости.
Известный писатель Макс Галло, перебирая в памяти самые драматичные события в истории страны — Столетнюю войну, религиозные войны XVII века и им подобные, — вопрошает: «Не является ли нынешний кризис самым тяжелым из всех?»6 Вероятно, здесь можно было обойтись без знака вопроса.
Немногим лучше положение в таких странах, как Германия или Голландия, — то есть в том смысле лучше, что доля мусульман в общем населении этих государств растет несколько медленнее, чем во Франции. Возможно, данное обстоятельство пока еще позволяет немцам по-страусиному прятать голову в песок; во всяком случае, я не встречал в немецкой прессе (с которой я, правду сказать, меньше знаком) алармистских статей, какие сегодня нередки во французской прессе (а еще больше в Интернете — об этом ниже) — с заголовками типа «Гибель Франции», «SOS, Франция тонет!» etc.
Страх, как известно, рождает агрессию. И потому неудивительно, что в современной Европе уровень агрессии, направленной на мусульман, гораздо выше, чем может показаться на первый взгляд. Видно это не столько по публикациям в прессе, которая, за редкими исключениями, держится в рамках политкорректности (и кроме того, возможно, действительно подкармливается, в значительной своей части, арабскими денежными тузами), сколько из Интернета. Здесь очень много сайтов, наполненных воинственными призывами, апеллирующих к теням Роланда, Ричарда Львиное Сердце и т.д. К примеру, на сайте «Fjordman”, регулярно возвращающемся к этой теме, допускается даже возможность того, что европейцам придется спасаться в холодных северных широтах и труднодоступных горах — наподобие того, как испанцам в свое время удалось «зацепиться» за Кантабрийские горы, — чтобы оттуда начать обратное завоевание Европы (Fjordman. Blogspot. com. 15. 11. 2005). Похоже, что здесь не остается неуслышанным вопрос архангела Гавриила из «Освобожденного Иерусалима» Т.Тассо:
Пора, Готфрид, зачем еще ты медлишь?
Другое дело, что еще большой вопрос, кто кого одолеет, если предположить на миг, что дело действительно может дойти до реальных, а не виртуальных столкновений. Здесь все зависит от того, когда произойдут эти воображаемые битвы. Рассуждая теоретически, Европа сегодня могла бы повторить процедуру изгнания морисков (в начале XVII века повелением короля Филиппа III из Испании были изгнаны практически все мориски — крещеные мавры; некрещеные к тому времени сами давно уже покинули полуостров); возможно даже, что при этом удалось бы избежать большой резни (совсем избежать ее, наверное, не удалось бы). Но Европа (если не считать «домашних» разговоров) как будто даже помыслить об этом не может.
Пока что европейцы — те, кто «делают» политику, и те, кто создают «общественное мнение», — играют с арабами в поддавки, стараясь ничем их не задеть и как-нибудь ненароком не оскорбить. Особенно в том, что касается религии. Давно ли, например, те же французы изгалялись как могли над своей католической церковью? И все охальникам сходило с рук. Никто и помыслить не мог о том, чтобы подвергнуть судебным преследованиям какого-нибудь Лео Таксиля, автора «Забавной библии» (в советское время выдержавшей у нас несколько изданий) или Жана Эффеля, автора многочисленных карикатур на библейские темы (тоже хорошо знакомых советскому читателю). Но теперь на место рамольного католичества является грозный ислам, и все вокруг него ходят на цыпочках. Само рамольное католичество будто стыдится прежней своей воинственности. Рим, например (в лице покойного Иоанна Павла II), счел нужным официально извиниться за Крестовые походы. А из испанских церквей потихоньку выносятся статуи св. Яго (Sant-Jago Matamoros — Истребитель мавров), чье имя всегда было на устах у испанцев в битвах Реконкисты и потому «режет слух» арабам.
Доходит до курьезов. В одном английском городке стоит статуя свиньи, установленная здесь лет сто назад в ознаменование успехов местных свиноводов. Сейчас статуя пришла в ветхость, но никто не решается ее обновить — чтобы не оскорбить живущих здесь арабов и пакистанцев.
По словам американского публициста Марка Стейна, «сегодня бесстрашные мусульмане продвинулись в глубь Европы гораздо дальше, чем некогда Абдеррахман. Они в Брюсселе, где полицейских обязывают не пить кофе на людях в месяц Рамадан, и в Мальме, где скорая помощь не выезжает по вызову без полицейского эскорта». (Powerline. сom).
В Соединенных Штатах всерьез считаются с возможностью утраты Европы для западного (условно говоря, христианского) мира. Обозреватель газеты The Washington Times Тони Блэнкли, автор вышедшей в прошлом году книги «Сможем ли мы выиграть войну цивилизаций?», пишет:
«Угроза радикального исламизма, нависшая над Европой, ровно в такой же степени касается Соединенных Штатов, как и угроза нацистов, захвативших Европу в 1940-х годах.
Мы не можем позволить себе потерять Европу. Мы не можем позволить себе превратить Европу в стартовую площадку для исламского джихада.
Обладая всем необходимым, чтобы суметь себя защитить, мы, в Европе и Соединенных Штатах, ведем себя так, как будто мы совершенно бессильны».7 (Ну, положим, Соединенные Штаты так о себе не могут сказать: достаточно вспомнить об их вооруженных акциях на Ближнем и Среднем Востоке.)
Все алармисты допускают одну и ту же ошибку: в их представлении ислам — это некая однообразно темная сила, без каких-либо проблесков.8
Некорректно, например, распространившееся сравнение исламского фундаментализма с фашизмом («зеленая чума»). На самом деле исламский фундаментализм — тоже очень растяжимое понятие — во всех своих версиях имеет очень мало общего с фашизмом. Последний означал крайний национализм и попытку реставрации язычества. А исламский фундаментализм, даже если взять экстремистскую его версию, а именно ваххабизм, интернационален и держится веры в единого Бога.
Не вполне корректно также и сравнение с варварством. Верно в нем лишь то, что оно еще раз напоминает о диалектике отношений господина и раба, проявившейся еще во времена Римской империи. Тогда покоренные варвары с течением времени переселялись ближе к Риму, а потом и в самый Рим, мало-помалу овладевая рычагами власти и оттесняя от нее коренных римлян.
И побежденный народ победоносных гнетет,
с горечью писал римский поэт Рутилий Намациан за шестьдесят лет до окончательного падения Западной Римской империи. История повторяется? Но арабы не варвары — во-первых, потому, что являются, хотя бы частью своей, наследниками древней культуры (Египет, Месопотамия, Персия — единственные места на земле, где история прослеживается на протяжении примерно пяти тысяч лет), а во-вторых, и в-главных, потому, что они носители одной из трех «авраамических» религий, во многом близкой к христианству, хотя и соперничающей с ним.
Что касается Израиля, то тут еще возможен совершенно непредвиденный исход дела. Зададимся вопросом — почему арабы ненавидят израильтян? Во-первых, потому, что считают, что те отняли у них землю (правда, проблема эта непосредственно задевает только палестинцев). А во-вторых, — и эта причина является, наверное, основной, — потому, что считают Израиль «орудием Запада», наследником Иерусалимского королевства XI века, основанного крестоносцами (где, между прочим, евреи подвергались худшим гонениям, чем в мусульманских государствах того времени). А если Израиль и дальше будет отходить от светского сионизма в сторону ортодоксального иудаизма? В этом случае Европа станет относиться к нему еще более прохладно — до сих пор она, худо-бедно, поддерживала Государство Израиль, а не Эрэц Исраэль (Святой Израиль), и соответственно может начаться потепление в его отношениях с арабским миром.9 А спор о земле меж «наследниками Авраама» рано или поздно может быть решен; в конце концов Исааку (Израилю) принадлежит лишь одна стосемидесятая часть земель, доставшихся Измаилу (арабам).
Уместно вспомнить, что иудаизм все же ближе к исламу, чем к христианству. Недаром в средние века иудеи подвергались большим преследованиям в христианских государствах, нежели в мусульманских, что бы там ни писала «Дочь Нила». А потому видеть в израильтянах наследников крестоносцев, как это делают сейчас арабы, по меньшей мере странно. Взять хотя бы тот факт, что в разгар крестовых походов знаменитый иудейский философ (и заодно лекарь) Маймонид врачевал раны Саладина, а отнюдь не Ричарда Львиное Сердце.
Возникает и такой вопрос к Бат Йеор: почему исламизированная Европа получает имя Еврабии? То есть почему термин Arabia «покрывает» всю надвигающуюся с востока и юга массу мусульман? Действительно, в таких странах, как Франция, Италия, Испания и некоторые другие, подавляющую часть обосновавшихся здесь мусульман составляют арабы (включая сюда арабизированное население Северной Африки и Ближнего Востока); немало их и в Англии. Но вот в Германии (которую демографическая ситуация обрекает стать второю, после Франции, жертвою исламского Drang’а) 90 процентов мусульман — турки.
Такое «внимание» к арабам можно было объяснить произраильской позицией «Дочери Нила»: Израиль враждует с арабами, а с турками у него вроде бы неплохие отношения. Однако имеется и объективная причина для особого отношения: арабы вновь выдвигаются на первое место в мусульманском мире, как это и было с самого начала возникновения ислама. Это в их культуре зародилась религия Мухаммеда — арабоязычная, органически связанная с языком среды, в которой она родилась (богослужебный язык ислама повсюду — арабский; в этом, в частности, отличие ислама от христианства, с самого начала допустившего различие богослужебных языков); и это они разнесли ее «на остриях мечей» по всему свету — от Испании до Индии. Но в XIII веке монголы разгромили Багдадский халифат и открыли дорогу варварам-туркам, которые сумели подмять под себя весь арабский мир. У этих выходцев с далекого Алтая было одно достоинство: они были хорошие солдаты. И они сумели сокрушить Византийскую империю (правда, уже сильно ослабевшую), чего в свое время не удалось сделать арабам. И основали новый Халифат со столицей в городе, прежде именовавшемся Вторым Римом.
Однако арабы все равно считали турок варварами. Те и вправду не создали высокой цивилизации, какую до падения Багдадского халифата создали арабы. С другой стороны, они оказались нестойкими в мусульманских обычаях: стали брить бороды на европейский манер, приглашать на службу европейских инженеров, строителей и т.д. Дошло до того (это уже в XVIII веке), что в константинопольском серале, по слухам, стали читать книжки французских безбожников. Аллах не простил туркам такого легкомыслия: во второй половине XVIII века они стали терпеть катастрофические поражения от европейцев; сначала Суворов, а потом Наполеон стали бить их, что называется, в хвост и в гриву.
Арабы — исконные арабы, те, что оставались жить на Аравийском полуострове, — решили, что настал их час. В конце XVIII века в глубинах Аравии возник ваххабизм, движение за «очищение» ислама, сумевшее объединить племена полуострова и повести их в наступление против Турции. Но турки были еще достаточно сильны. В 1818 году они разбили ваххабитов, загнали их обратно в пустыню и вновь взяли под свой контроль священные города Мекку и Медину. Пришлось ждать еще целое столетие, пока турки, в результате Первой мировой войны, были не без европейской помощи изгнаны из всех арабских, равно как и неарабских земель.
Сегодня арабы — самые пассионарные и агрессивные из всех мусульман (и, помимо всего прочего, самые богатые — благодаря нефти, которою география щедро их наделила), поставляющие кадры партизанских инструкторов и террористов, не говоря уже о проповедниках (тоже не всегда отличимых от партизанских инструкторов), во все концы света — в Соединенные Штаты и Европу, в Афганистан, Кашмир и на Северный Кавказ. В Ираке, например, террористические группы, ведущие настоящую войну против новых проамериканских властей и, с другой стороны, против шиитов, по некоторым данным, на три четверти состоят из саудовцев. А Турция до сих пор не до конца преодолела наследие безбожного Ататюрка: общество расколото на фундаменталистов и секуляристов, рвущихся в Европейский союз.10 Принято думать, что их туда никогда не впустят. В Европу, какою она еще остается, конечно, не впустят. Но лет эдак через двадцать или сорок в исламизированную Европу, то бишь в Еврабию, — почему не пустить? Пустят, и с музыкой. Между прочим, моцартовский «Турецкий марш» уже аранжирован для турецких национальных инструментов.
Вот только будут ли довольны турецкие секуляристы (если к тому времени они еще останутся секуляристами), попав в объятия европейских ваххабитов?
И последнее. Есть не только фонетическое, но и смысловое созвучие меж двумя терминами — Еврабия и Евразия. Хотя, если говорить о содержательной их стороне, есть, к счастью для нас, и принципиальное различие. История с географией у нас несколько другие. Западноевропейские страны однажды залучили в свои колониальные сети великанов, которые, вырвавшись на волю, сами теперь пытаются проглотить своих бывших хозяев. Россия же сама — великан, втянувший в свою орбиту карликов (в демографическом, разумеется, смысле). И никто из них на нас рот не разевает. Велик кусок — не возьмет роток.
Иронические строки А.К.Толстого:
Как жаль, что между нами
Арапов нет у нас,
слегка, правда, перефразированные, приобретают сегодня вполне серьезный подтекст. Скажем «слава Богу», что «арапов» у нас нет.
Придуманная в эмиграции в 20-х годах Евразия — бледная схема (если, конечно, не иметь в виду ее чисто географический смысл; в плане географии Россия — несомненная Евразия, тут спорить не о чем), которую напрасно иногда пытаются наполнить кровью жизненности. В культурном плане Россия была и есть несомненная Европа, хоть и очень своеобразная ее часть. Пока, во всяком случае, дело обстоит так. Изменение демографических трендов, если оно будет продолжаться в том направлении, в каком оно сейчас происходит, может пошатнуть и наш народ.
ПРИМЕЧАНИЯ: 1 Bat Yeor. Eurabia: The Euro-Arab Axis. London. 2005, р. 6. 2 Египет был завоеван Бонапартом в 1798 году, но французы оставались там только четыре года, так как английский флот перерезал практически все их связи с метрополией. Впоследствии этой страной завладели англичане — примерно на сорок лет. Тем не менее французское «присутствие» в Египте всегда оставалось очень ощутимым, Например, Суэцкий канал, прорытый французами и ставший для Египта основной «кормушкой», оставался их собственностью до 1956 года. А позиции французского языка и французской культуры оставались в Египте (опять-таки, до наступления эпохи деколонизации) по меньшей мере столь же сильными, как и позиции английского языка и английской культуры. Кстати говоря, родной язык «Дочери Нила» — французский, и последнюю свою книгу, как и все предыдущие, она написала на этом языке и предложила ее французским издательствам, но те отказались ее печатать, заявив, что она «оскорбляет» Францию; в итоге работа была издана в Англии в переводе на английский. 3 The American Thinker. 21. 1. 2006. 4 London Review of Books. 20. 10. 2005. 5 На примере Франции, которая должна стать первой жертвой исламизации, я писал об этом в статье «Похищение Марианны». — «Главная тема». 2005, N№ 8. 6 Le Figaro. 17. 6. 2004. 7 The Washington Times. 12. 9. 2005. 8 Разные страшилки, которые связывают с исламом, как правило, относятся к историческим способам его бытования. Кстати, христианство, возможно, не уступит в данном отношении исламу — чего стоит одна инквизиция! 9 Уже сегодня есть признаки того, что такое потепление возможно. Вот «маленький правдивый факт» (любимое выражение Стендаля), о котором сообщает американский публицист Марк Юргенсмайер: «Менахем Фруман, раввин-ортодокс из Хеврона, периодически встречается с муллой из соседнего селения. «Что у нас общее, — сказал мне раби Фруман, — так это неприятие американского индивидуализма, злоупотребления алкоголем и сексуальных фильмов, которые распространяются в современных городах, вроде Тель-Авива». Раби Фруман сказал мне: «Когда мулла спросил, кто принес сюда этот разврат, я вынужден был с ним согласиться — это были евреи»… «Но, — продолжал Фруман, — таким раввинам, как я, этот разврат совсем не нравится». Когда мулла сказал, что Соединенные Штаты — «обитель дьявола», раби Фруман с ним согласился». (Juergensmeyer M. Terror in the Mind of God. Berkeley. 2003, р. 183—184 ). Юргенсмайер отмечает, что среди иудаистских ортодоксов немало таких, у кого Иран вызывает больше сочувствия, чем Америка. 10 Надо все же иметь в виду, что турецкие секуляристы — не совсем те, что европейские. В Турции лишь около 1 процента населения позволяет себе не верить в Бога; в Европе таковых — около трети.
